Таежный халифат. Нужны ли Сибири мигранты из ближнего зарубежья

«Таёжный халифат»: опасны ли мигранты в Сибири?

Спецкор «КП.ру» Дмитрий Стешин отправился в Тюмень и Сургут — разобраться, насколько верны слухи и страхи, что нефтегазовые регионы России подминают под себя приезжие.

Стратегические районы России — Ханты-Мансийский автономный округ и Тюменская область — давно уже стали кладовыми, заполняющими нефтью и газом треть бюджета страны.

Но в последние годы это еще и крупнейший транзитный коридор для переселенцев с Кавказа и нелегальных мигрантов из Средней Азии, огромные национальные диаспоры и сумасшедшие «нефтяные» деньги. Бытовые конфликты на «национальной и религиозной почве».

Неудивительно, что тут уже начали поговаривать о построении Тюменского халифата. Или даже Сибирского халифата. Спецкор «Комсомолки» попытался на месте выяснить, насколько это серьезно.

Мой друг — «игиловец»

В нефтегазовом центре Родины оказалось настолько все «хорошо» с межнациональными отношениями и миграционными потоками, что мой визит в регион вызвал некий переполох.

За мной даже пустили наружку. Молодой человек с надвинутым на глаза капюшоном старательно пропускал меня вперед на всех пешеходных переходах, хотя я, не знающий города, двигался причудливым зигзагом.

В конце концов мы столкнулись с ним нос к носу — я перепутал улицу и повернул назад и тут же повстречал старого знакомого. Он сделал вид, что происходящее — лишь случайность, досадное стечение обстоятельств.

Центр Тюмени, основательно присыпанный снежком, оказался абсолютно европеизирован и жестко противоречил недоброй поговорке: «Тюмень — столица деревень».

В регионе деньги явно имелись. Деньги были даже у старших научных сотрудников Института проблем освоения Севера. Максим Черепанов вкушал какую-то фьюжн-кухню и мягко, но настойчиво «успокаивал» меня:

— Визуально мигрантов стало больше в последнее время, с 2005 года их число стало резко расти. Мы пару лет назад проводили исследования, и вот что выяснилось — напряженное, негативное отношение к мигрантам в основном у тех, кто очень редко сталкивается с ними в повседневной жизни.

Это утверждение звучало абсурдно, но сбить Максима с выбранной линии было невозможно. Радикальные течения в исламе тоже не вызывали у эксперта никакого беспокойства. И только когда я выключил диктофон, мой собеседник выдал самое интересное:

— Вообще в ИГИЛ* от нас уезжают, конечно. У меня друг уехал, Магомед, мы с ним спортом занимались. Уехал, потом вернулся и опять отправился в Сирию. Его застрелили при переходе границы.

Следом за экспертом ко мне за столик подсел студент-политолог Анвар Шамсуддинов, мой давний читатель — уговорил встретиться и попить кофе, сразив меня фразой:

«Вы просто не представляете, как к нам редко приезжают гости!»

Словосочетание «Тюменский халифат» его развеселило:

— У меня дома халифат. Папа у меня шиит, мама — суннитка. А меня родители иногда «игиловцем» называют, в сердцах. Вообще эта тема модная, конечно.

Приезжает учиться пацан из горного аула или из Средней Азии, среда чужая, надо как-то себя проявить. По рождению мусульманин — значит, через ислам проще всего. Подниматься через учебу или олимпиады — долго и тошно. А так — ходишь с четками, огрызаешься на всех «неверных». Уважают и боятся.

— У тебя-то в ИГИЛ уезжали знакомые?

— Нет. Есть один дурачок, он все собирается уехать. Уже ИГИЛ-то не стало!

Я объясняю собеседнику, что в конце лета квазигосударство ИГИЛ, предчувствуя свой скорый конец в Сирии, огласило фетву «о новой тактике — борьбе с опорой на местные джамааты в Дар аль-харб» («землях войны». — прим. авт.).

То есть не ехать в Сирию, Ирак, а устраивать теракты там, где живешь. Методики программирования людей отточены подобно дамасским клинкам, и самое последнее дело — придерживаться привычных линий поведения: «все хорошо» и «само рассосется».

Радикальная синтетика

Не я первый заметил, что в обществе, где отсутствуют жесткие национальные или региональные нормы поведения, быстро заводится радикальный ислам — для него это идеальная питательная среда.

А если в эту среду постоянно вливаются миграционные потоки, состоящие на 90% из мусульман… То рано или поздно возникнет идея халифата и появятся люди, готовые ее реализовать. В первую очередь через раскачку межнациональных и межрелигиозных конфликтов.

В Тюменской области и Ханты-Мансийском округе совпало множество факторов, благодаря которым и появилось вот это дикое выражение «Тюменский халифат». Проблема оказалась синтетической, многосоставной, стоящей на прочном историческом фундаменте.

В воскресный день шикарный офис крупнейшей нефтедобывающей компании России пуст и тих. Я попиваю чаек с бывшим генералом КГБ и историком, консультировавшим фильм «Адмиралъ», писателем и краеведом Александром Петрушиным:

— Здесь все всегда были приезжими. А ислам был на этих землях многие сотни лет. Когда Ермак завоевывал эти территории, здесь были сибирские татары и остатки Золотой Орды.

Тюмень оказалась первым русским городом за Уралом, ей сейчас 431 год. За Ермаком сюда пришло купечество, потом потоки ссыльных — пленные шведы, декабристы, петрашевцы, и Достоевский тоже отметился.

Потом началась аграрная реформа Столыпина, поехали переселенцы-малоземельцы. Мои предки также пришли сюда. Тяжело им было, новорожденных в мох заворачивали, но выжили. После Первой мировой здесь десять тысяч пленных оказались.

Тридцатые годы — спецпереселенцы. В 1964 году началась разработка нефти — и новое заселение региона. Союзные республики взяли шефство над городами. Все это постоянно напоминало «плавильный котел наций» по образцу американского…

Мне лично вот эта калька с английского «плавильный котел наций» кажется дурацким и даже вредным выражением. Его суют во все дискуссии, когда не хватает других аргументов в пользу бесконечной толерантности.

И совершенно забывают, что котел — не мультиварка. Если в котле что-то варят, то следят за уровнем воды и давлением — приоткрывая крышку, регулируя силу огня.

И когда нужно — сами изобретатели «плавильных котлов» рассаживают всех японцев по концлагерям или загоняют китайцев в Чайна-тауны, и там, в этих таунах, еще и устраивают профилактические погромы…

Приезжие и процветание

В день моего приезда в Тюмень три гражданина Узбекистана попросили у жителя Тюмени закурить и побили. Узбеков быстро отловили, они оказались безработными и неучтенными мигрантами — таких здесь многие тысячи. Можно ли считать случившееся «межэтническим конфликтом»? Вопрос риторический.

В последние годы в России в каждом субъекте появились «комитеты по делам национальностей». Функции у них представительские, отчасти декоративные. Общение с «комитетчиками» — пустая трата времени, я так считал раньше, но в этот раз ошибся.

В Тюмени тоже все шло по накатанной колее. Я начал задремывать под монотонный рассказ председателя комитета Евгения Воробьева о мероприятии «Мост дружбы»…

Выбираясь из липких оков сна, чисто на автомате спросил Евгения Михайловича, какие у комитета, если они общественники, есть меры воздействия на глав национальных диаспор? И неожиданно получил внятный и толковый ответ:

— Во-первых, они граждане РФ. Они социализированы, они имеют статусы и бизнесы. Это серьезные крючки, — Евгений Михайлович помолчал минутку, разглядывая меня оценивающе, и вдруг тихо, но внятно сказал:

— Важно еще и не продаться никому. Я так считаю. Я же знаю, как это бывает — десять лет был главой Тобольска. Стоит лишь один раз продаться хоть чечену, хоть ингушу — все!

— Я в Кондопоге видел, как бывает… И чем заканчивается.

— А если ты держишь его на расстоянии и при этом взаимодействуешь…

И разговор у нас пошел совсем в другом русле. Оказывается, Евгений Воробьев несколько лет работал в местном департаменте занятости, но не задержался там, конечно:

— Я посмотрел, как мы относимся к квотам на рабочих-мигрантов и понял, что нас капитально надували.

— ???

— Подает заявку строительная организация. Будет строить дом. Смотрю, какая заложена зарплата и стоимость квадратного метра. Минус налоги. Говорю начальнику строительного управления: «Дорогой мой, у тебя в Тюмени не должен стоить квадратный метр 40 тысяч». Он: «А сколько?» Я: «25 тысяч, максимум. Знаешь почему? Потому что ты людям платишь пять тысяч, восемь тысяч…» Он — мне: «Это гастарбайтеры, им нормально и так!» Я уперся: «Плати людям нормальную зарплату, 40–50 тысяч, и мы найдем тебе в Тюмени на эти деньги рабочих!»

Это же все видно, когда подается заявка в службу занятости! Что бы там ни рассказывали про нехватку рук на стройках. Дальше.

Энергетическая компания подает заявку на приглашение из Германии специалистов на зарплату 50 тысяч рублей. Я поражаюсь, спрашиваю его: «Где ты в Германии нашел специалиста на такую зарплату?».

Глава тюменского комитета по делам национальностей Евгений Воробьев считает, что главное для любого чиновника — не продаться приезжему дельцу.

Следующая фирма — отделочники из Турции, зарплата 18 тысяч. Меня смех разобрал, я же работал в строительстве столько лет. Говорю ему:

«Где ты нашел турка, который приедет в Сибирь за 18 тысяч рублей, это же только на еду!»

Я боялся прервать этот монолог, потому что, пожалуй, впервые мне честно, изнутри и от лица чиновника, рассказывали, как работает система по завозу мигрантов. Евгений Михайлович перевел дух и продолжил с тем же напором:

— Вот он пишет мне в заявке 300 человек из Азербайджана. Я его спрашиваю: «Зачем тебе 300 азербайджанцев, у нас тут что, азербайджанское предприятие? Для чего они нужны тебе по квоте, ты с ума сошел?

Мы что, не найдем тебе человека, работающего на электрокаре, зачем его везти из Азербайджана?» Когда внимательно смотришь такие заявки — все понимаешь.

— Что понимаешь?

— Понимаешь, что, если платишь человеку нормальную зарплату, на нее придет местный. Очередь из местных будет! У меня у кума строительная фирма, так каменщик у него получает 80–90 тысяч.

И квартиру через пять лет купил по себестоимости, а парню тридцати годов нету. Там династиями работают! Зачем мы эти сказки от бизнеса слушаем и в них верим?

ТОЛЬКО ФАКТЫ

Невеселая арифметика

Как показало расследование директора некоммерческого Фонда исследования проблем демократии Максима Григорьева, при внимательном рассмотрении выгоды от миграции получаются сомнительные.

• — В 2016 году мигранты, работающие в России, купили трудовых патентов на 38 миллиардов рублей. Это хорошая цифра. Потому что это доход нашего государства от трудовой миграции.

Но дальше идут цифры не очень хорошие — расходы.

• — Исторически миграционная среда криминализирована. Только в 2017 году в российских тюрьмах отбывали наказания 29 397 мигрантов. Содержание одного заключенного в год обходится в 469 тысяч рублей. Итого: 14 миллиардов рублей.
• — В прошлом году из России депортировали 55 160 нелегальных мигрантов. Эта процедура обошлась бюджету в 3 миллиарда рублей.
• — Содержание одного миграционного центра с мигрантами, подлежащими депортации, обходится в среднем в 200 миллионов рублей. В России таких центров 80, итого 16 миллиардов рублей в год.
• — К примеру, в 2013 году Россия оказалась на первом месте в мире по объему вывезенных мигрантами средств — 20 миллиардов долларов! Это деньги, потерянные для нашей экономики.
• — Кроме того, не учитываются затраты на обучение детей мигрантов (только в Москве 25 тысяч школьников, приехавшие из ближнего зарубежья, — 3 миллиарда рублей стоит их обучение), затраты на медпомощь — рожать в Москве бесплатно, это модно в Средней Азии.

Также врачи обязаны бесплатно госпитализировать любого мигранта без полиса сроком на три дня. Износ инфраструктуры — городской и транспортной, ущерб, связанный с криминалом, торговлей контрафактным товаром, демпингом на рынке труда, и многое другое…