Забота о детях и лишение родительских прав. Как это работает
Ветер дует с Запада?
В последнее время всё чаще гремят жуткие истории о принудительных разлуках детей с родителями. Как правило, в нелицеприятном свете выставляют лишь один государственный орган — опеки и попечительства. Сотрудников именно этой организации обвиняют в агрессии, направленной в сторону семьи и называют вершителями детских судеб.
Так отделим же шумы от сигналов и разберёмся: что сегодня происходит с детьми в стране, где нет ювенальной юстиции.
Одна опека ничего не решает
Сразу приоткроем занавес: сотрудники органов опеки и попечительства единоличной борьбы ни с кем не ведут. Об этом можно судить хотя бы по специальному соглашению о сотрудничестве, существующем между госструктурами районного звена: школами, садами, ОВД и органами опеки. Если кто-то из представителей данных звеньев подал сигнал о жестоком обращении с ребенком, на помощь поспешат все остальные. То есть специально сотрудники опеки по домам не ходят, не стучатся в квартиры в поисках детей.
А вот синяки и ссадины — весомый аргумент для принятия срочных мер. Например, если их нашли у ребенка в детском саду, то в течение часа об этом узнают заинтересованные структуры. И вот уже дитятко везут в больницу на медосвидетельствование.
На этот момент в деле — органы опеки и полицейские. Они работают по своим линиям. Если случай тянет на статью, всё ясно: дело — в дознание, а родителям — иск об ограничении родительских прав на основании жесткого обращения.
Но процедура в рамках административного дела не так очевидна. В таких историях создаётся комиссия по делам несовершеннолетних — не номинальный, а реально работающий орган. Родители не смогут скрыться или сделать вид, что их не вызвали повесткой — иначе доставят приводом. Сама комиссия — что-то вроде суда присяжных с председательствующим. Судьбу ребёнка решают юристы всех связанных с делом учреждений и представитель органа опеки. Но в отличие от нынешней судебной системы, «оправдательный вердикт» родителю — не редкость.
При разборе таких дел крайне важны показания малыша. Но до общественности они никогда не дойдут. Так как существуют: врачебная тайна, закон о персональных данных, статья о неприкосновенности частной жизни, тайна неразглашения предварительного расследования. Более того — речь идёт о недееспособном в силу возраста гражданине. Утечка информации в СМИ от госслужащих невозможна. Они не дают комментариев. А вот общественники, разводящие шум вокруг таких историй, вправе говорить под любым углом, они ничем не обременены.
На время «суда и следствия» ребёнок помещается под надзор в центр социальной реабилитации или центры содействия семейному воспитанию.
Тем временем сотрудники опеки и попечительства запускают свой механизм лишения или ограничения родителей в правах. Ещё таким правом наделены близкие родственники, дошкольные и школьные учреждения. В любом случае сегодня редко кто выходит в суд сразу с иском о лишении родительских прав, чаще просто ограничивают и взыскивают деньги на содержание ребёнка. Отсюда понятно: именно суд, а отнюдь не сотрудники органа опеки постановляет, где и с кем завтра окажется ребёнок.
Важно понимать: эта схема работает в отношении всех несовершеннолетних — убежавших из дома, беспризорников, малолетних хулиганов, забытых или потерявшихся.
Забрать ребёнка из семьи без решения суда невозможно! Только в крайнем случае. Когда речь идет о жизни и здоровье малыша. Только тогда сотрудник опеки может сиюсекундно его отобрать. Ведь сколько случаев за последнее время, когда мать уходит и оставляет дома грудничка, бывает, и вовсе в экстремальных ситуациях, например, в неотапливаемом доме, без одежды и питания. О прямых покушениях на жизнь деток и говорить не стоит…
Однако в настоящее время из-за прокатившейся по стране волне громких историй, когда детей разлучают с родителями, тема отобрания (именно это слово, а вовсе не привычное для многих «изъятие» используют все причастные к вопросам семьи. — Прим. авт.) ассоциируется не только с этими случаями. И, как правило, общественники преподносят сотрудников опеки как всемогущественных власть имущих и бессердечных госслужащих. А ведь, по сути, за последние время их работа никак не поменялась: новые законы не принимались, «ювенальной юстиции» в стране как не было, так и нет, комиссии и отделы по делам несовершеннолетних существовали издавна. Тогда о чём шум? А может, для отвлечения от действительно резонансных тем?
Жизнь по «семейному типу»
Если всё же суд решил, что ребёнку лучше жить подальше от родных, его определяют в учреждение для детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, — именно так они теперь называются, а не привычным детским домом.
В этих центрах живут по правилам семьи. За воспитателем — «социальной мамой» — закрепляются от 6 до 8 детей разного возраста, состояния здоровья, пола. В их имитированной квартире есть своя кухня, спальня, санузел, комнаты для отдыха и игр. Мама находится с детьми 24 часа в сутки, с пометкой — с правом на сон. В выходные дни соцмаму заменяет «социальная тетя». Всё бы хорошо, но про папу, дядю нет ни слова… По мнению психологов, такое приближенное воспроизведение родственных отношений способствует интеллектуальному, эмоциональному, духовному, нравственному и физическому развитию детей.
А чему способствует разрешение до 23 лет не работать, не учиться и жить за счёт государства? Из постановления Правительства РФ от 24 мая 2014 года № 481 «О деятельности организаций для детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей» п. 31: «организация может разрешать временно бесплатно проживать и питаться в организации для детей-сирот лицам из числа детей, завершивших пребывание в организации для детей-сирот, но не старше 23 лет». Никаких необходимых оснований для разрешения не указано, а значит, и право на отказ ничем не обоснуешь. В настоящее время Минобрнауки России разрабатывает проект постановления Правительства РФ о внесении изменений, в том числе «определения оснований временного пребывания» — «на период до их трудоустройства или поступления на обучение в профессиональные образовательные организации, а также приезжающим в каникулярное время, выходные и праздничные дни в случае обучения в профессиональных образовательных организациях и проживания в общежитии». По сути, это то же самое право не работать и не учиться до 23 лет. Притом что воспитанники находятся на полном государственном обеспечении.
Сам собой напрашивается вопрос: будут ли эти 22-летние ребята реально пытаться трудоустроиться или им это не нужно. Тогда как, например, у их ровесников из малоимущих семей и в помине нет возможности сидеть на шее родителей до 23 лет. Ведь на совершеннолетних детях лежат обязанности, скажем, о содержании нетрудоспособных родителей, об оплате в случае необходимости им сиделки, о финансовом поддержании несовершеннолетних братьев или сестёр.
А ещё непонятно, как эта норма согласуется с воинской обязанностью, которая наступает с 18 лет… Долг перед Родиной отодвигается?
Скажем честно, у детей из детского дома и раньше не было особого стимула в труде и социальном росте, они никому не должны, но вот государство должно им. Тут стоит задуматься над тем, какое поколение мы взращиваем.
Временно сдан в детский дом
Вы знаете, что сегодня набирает популярность услуга временного помещения своего чада в дом сирот? Ужас, но это так. Почему же именно сейчас на это растёт спрос? Кто-то считает, что общество деградирует, кто-то ссылается на кризис…
Однако всё это не меняет сути дела. Родители, которые «по уважительным причинам» не могут исполнять свои обязанности, вправе прийти в учреждение для детей-сирот и детей, оставшихся без попечения, и заключить договор о временном помещении. Основание крайне сомнительное, ведь законодатель никак не конкретизирует эти причины. Более того, говорит, что перечень определить невозможно и он будет носить открытый характер. Такая трактовка слишком широка и удобоварима для нерадивых родителей. Практика на эту тему в регионах уже имеется. И по ней можно судить: сдав туда ребёнка, горе-родители редко за ними возвращаются, за маленькими уж точно.
Есть, наверно, действительно случаи, когда такая услуга работает так, как было задумано: мама-одиночка ложится в больницу или бабушка, единственная опекунша, сильно больна. Но создаётся ощущение что по-настоящему безвыходных ситуаций не так много, а вот количество сирот и свободных от воспитания родителей, растёт.
Интересно, что ребенок тоже имеет полное право прийти в учреждение для детей-сирот, написать такое же заявление и остаться временно жить. Вроде это направлено на решение семейных конфликтов, зачастую с новыми отчимами и мачехами или проблем, связанных с подростковым максимализмом. А с другой стороны, не слишком ли крутой выход из ситуации – взять и уйти. Кстати, такие истории происходят сплошь, и рядом. В этом случае речь уже не идет о принудительном разлучении или достаточно многоступенчатой процедуре ограничения прав или о каком-то вмешательстве в дела семейные. Ребенок просто собирает вещи и уходит. Сам!
Замкнутые зоны
Вообще индустрия «детских проектов» кишит новациями. К примеру, есть SOS-деревни. Это небольшие посёлки с 11-15 домами за забором, удалённые от городских центров. На сайтах этих проектов так или иначе утверждается: акцент делается на то, что приёмные «родители ведут хозяйство и учат детей всему, что понадобится им во взрослой жизни». Однако упоминания папы не встречается. Целостность семьи подразумевается под единством мамы и детей, мамы, чей изнурительный труд не подразумевает подстраховки в виде тёти, как в государственном «детском доме». Согласитесь, пропаганда семьи без отца выглядит, мягко говоря, странновато.
А вот в Приморье работает свой вариант SОS-деревни. Она расположена на территории бывшей разрушенной воинской базы. На сайте и в открытом интернет-доступе не выложено никаких юридических документов этого приюта. Неизвестно, кто они, какая у них форма собственности, устав. Зато рассказывается, что там есть тир, специализированный спортзал, полоса препятствий и казарма…
Возможно ли устраивать жилище в бывших казармах? Нужно ли детям вести отрешённый образ жизни, пусть и со своим хозяйством?
Далеко до логической, организационной и финансовой выверенности и в формах собственности этих «детскоприимных» организаций. Это точно не госучреждение, а что-то вроде благотворительной или общественной НКО. Следовательно, государство не пополняет их счёт, не кормит, не содержит детей, не ведёт ремонт, не освежает инвентарь и многое другое. Понятно, есть спонсоры, что здорово, но в иных случаях «детские проекты» могут служить уловкой для ухода от налогов за счёт благотворительности, уж очень здесь всё непрозрачно.
Но что за «аист» приносит туда детей? Как один из вариантов — привлечение приёмных семей. Семей, строящих свои отношения по гражданскому договору, где за «мамство» получают вознаграждение, но не зарплату, — отношения-то гражданские. «Приёмная мама» — это профессия. Ей можно стать за 12 занятий по 4 часа, после чего выдаётся сертификат государственного образца, чем и подтверждается профпригодность. При этом для SOS-мам главным критерием, как указано на их сайте, являются «человеческие качества претендентки, а не профильное педагогическое образование».
Другой вариант — опека. «У каждой детской SOS-деревни налажены тесные связи с органами опеки своего региона. И когда появляется место в одном из семейных домов, а в приют попадает ребёнок, которому не могут подобрать приёмную семью, его направляют в SOS-деревни», — говорится на сайте одной из таких SOS-деревень. Опекун в данном случае — директор деревни. Что является базовым противоречием с тем, что закреплено на законодательно-нормативном уровне. Поскольку ребёнок ни при каких условиях не может быть передан в благотворительную организацию, а де-факто передаётся! Отсутствие же приёмной семьи, приводящееся в таких случаях как аргумент, — абсурдное основание (но и оно де-факто успешно служит лоббистским щитом), ведь большинство ребят так и живут в учреждениях для детей-сирот без приёмных семей, а взрослые дети, чье мнение уже учитывается, и вовсе редко соглашаются идти в эти семьи.
Трудно представить, на основании каких документов всё же происходит передача детей в «детские проекты»… И что это за «тесные связи» такие с государственной структурой?
Я назвала всего лишь несколько принципиальных и лежащих почти на поверхности вопросов, на которые общественникам тоже не мешало бы обратить внимание. Наравне и с громкими историями про разлучение детей и родителей. А можно и углубиться — и ознакомиться с недавно ратифицированной Россией Стратегией совета Европы по обеспечению прав ребёнка (2016-2021 гг.). По мнению экспертов, этот документ видоизменяет традиционное понимание семьи, чем вызвывает неприятие многих специалистов в области защиты семьи и детства.
В сухом остатке
Сегодняшнюю ситуацию невозможно представить в нашем недавнем прошлом, в СССР, когда неблагополучные семьи брали на поруки, наказывали родителей за тунеядство, закрепляли наставника, устраивали собрания с общественным поруганием и многое другое. Тогда не было такой вседозволенности и распущенности. Кстати, в том числе и детской. Не спорим, что и детские дома были, и общественность порой слишком нахраписто влезала в дела семьи. Но тогда не было различных НКО, реализующих разнообразные детские проекты, а значит, заинтересованных в появлении новых воспитанников — идут разговоры о предоставлении этим организациям большей юридической свободы. Дети не могли самостоятельно уйти в учреждение для детей-сирот, после детдомов шли служить в армию и работать, а не сидели на шее у государства до 23 лет. И тогда мы ещё не заимствовали чужеродную и далёкую для нашего менталитета зарубежную практику «защиты детства».
Ольга ИВАНОВА
16.02.2017