Гражданская война в России в фокусе одного села

Неразрешённый вопрос столетия

Приближается трагическая дата нашей истории — век с начала Гражданской войны, раскаты которой, по мнению некоторых историков, слышны до сих пор. Тема эта столь объёмна, что ей наверняка будет посвящена не одна журналистская публикация. Я же хочу внести свою лепту в летопись одного из наиболее кровавых и до сих пор малоизученных периодов нашей истории на примере родового села в Воронежской области с помощью уникальных документов, попавших мне в руки.

Как всё начиналось

Началом Гражданской войны условно принято считать большевистский октябрьский переворот 1917 года, когда у руля государства оказалась наиболее радикальная на тот момент партийная группировка во главе с Лениным. В стремлении укрепиться во власти, одновременно заигрывая с различными слоями населения — рабочими, крестьянами, солдатами, казаками, националистами, — ленинцы оттолкнули от себя значительную часть своих бывших союзников из числа левых, левацких и пролиберальных, мелкобуржуазных партий. Основу же антибольшевистских сил составили кадровые офицеры императорской армии, участники войны, увидевшие в позорном Брестском мире злонамеренный курс на предательство интересов России. Увы, они не получили своевременной поддержки ни от зажиточного крестьянства, ни от квалифицированных рабочих, ни даже от духовенства и казачества, не говоря уж об интеллигенции.

В большинстве районов страны установление новой власти шло быстро и мирным путём: из 84 губернских и других крупных городов только в 15 власть была захвачена в вооружённой борьбе. Как и почему неплохо жившие даже во время войны русские люди поддержали в гражданской междоусобице красных? Это один из важнейших вопросов ушедшего столетия, однозначного ответа на который до сих пор нет.

«В водке недостатка тоже не было»

Перейду к революционной хронике родового села Белогорье Воронежской области, в то время — центра одноимённой волости, бывшей казачьей станицы. Его летописец и очевидец тех событий — местный житель Тихон Васильевич Калашников 1894 года рождения, работавший до 1917 года волостным писарем, а в советское время — учителем.* Человек своего времени, отразивший взгляды современников — член партии и атеист, унёсший в конце 60-х годов свои убеждения в могилу. Его записи хранятся в сельской библиотеке. Это стопка напечатанных на машинке, а местами написанных от руки листов, впоследствии сброшюрованных под обложкой. В них судьба Белогорья на историческом изломе.

Итак, к началу ХХ века на этих плодородных чернозёмах проживали вольные хлебопашцы, в большинстве своём — выходцы из Малороссии. Как подчёркивает автор, здесь никогда не было крепостного права. В пресловутом 1913 году в Белогорье проживало свыше 10 тысяч человек, из них около 10 % считались зажиточными и богатыми и около — 55 % середняками. Чуть более трети жителей села составляли бедняки и батраки. Автор летописи поясняет, что последними практически автоматически становились в основном погорельцы, приезжие или те, у кого не было ни одного сына, поскольку главным богатством — землёй — община наделяла только тех хозяев, у которых были в роду сыновья.

В селе имелось два храма и аж четыре бесплатные начальные школы (две церковно-приходские и две земские, включая женскую), а также библиотека, в которой, помимо солидного книжного фонда, выписывалось 150 газет и 40 журналов! Земская же каменная больница со своим стационаром, в штате которой — врач, фельдшер и акушерка. Лечебнице полагалась лошадь для посещения больных. К слову, и больница, и школа существуют и работают по прямому назначению по сей день. Кроме того, уже в то время здесь функционировало почтовое отделение, а земским обществом трезвости была открыта чайная, где, кроме прочего, несколько раз в месяц распахивал свои двери синематограф.

В Белогорье имелось несколько маслобоен, крупорушек (мельниц), мелких предприятий, лавок, общественная гамазея (магазин). Жители занимались земледелием, скотоводством, пчеловодством, торговлей; развит был кустарный промысел, а родной батюшка-Дон досыта кормил всех рыбой. Частыми, особенно в урожайные годы, были шумные сельские ярмарки.

Автору летописи как волостному писарю приходилось обслуживать и судопроизводство. В своих воспоминаниях он не без удовольствия описывает, как встретили их в одном из сёл волости:

«Началась мировая. Сошлось сюда больше сотни карабутцев — таков у них был обычай. В саду на траве, параллельно Дону, протянули белые полотна, рушники, а на них расставили миски, тарелки, сковородки со снедью. Здесь в изобилии была свежая, крупная, жареная рыба, нарезанная большими кусками; мясо с только зарезанных жирных овец, сало, свежий мёд, ещё не остывшая совсем яичница, свежеиспечённые очень вкусные пироги и пирожки. В водке тоже недостатка не было…»

Судя по всему, жили белогорьевцы неплохо и уж точно не голодали.

Караул! Полиция!

Автор летописи упоминает, что до революции криминогенная обстановка в селе было спокойной:

«В нашей волости (куда входило несколько окрестных сёл и хуторов. — Прим. авт.), как в захолустье, где не было помещичьих имений, полиции было всего три человека: полицейский урядник и два полицейских стражника».

Но и совсем без конфликтов не обходилось.

«Среди населения много ссор было из-за меж. Во время этих ссор часты были драки, иногда они кончались убийством».

Но намеренные убийства случались крайне редко, а конокрадов, воров, бузотёров и иных нарушителей спокойствия решением сельских сходов, на которых присутствовали только домохозяева-мужчины, выселяли либо публично наказывали.

Для удобства село делилось на сотни и десятки. Большинство должностей, как в низовом звене, так и сельских старост, были выборными. Это относилось и к нештатным младшим полицейским чинам: десятникам и сотским.

«…На эти должности крестьяне назначались на своих… собраниях и отбывали эту повинность бесплатно; привлекались к охране порядка полицейским урядником, стражниками, а также сельским старостою, фактически выполняя его распоряжения», например, контролируя выход жителей на различные общественные работы, а также доставляли, например, почту. Быть десятскими и сотскими считалось почётным делом. Им выдавались специальные медные бляхи, которые считались символами власти.

Сразу после февральского переворота в Белогорье создана народная милиция в количестве аж 50 человек! Интересный и характерный случай того периода. На первом же революционном митинге «выступил Григорий Матвеевич Лозовой (сельский писарь, подпрапорщик в отставке, отец нынешней учительницы…). Интересно было начало его речи…: «Караул! Караул! Караул!» — так кричала Святая Русь под игом Сашки, Миколашки и Гришки Распутина»! Во время Гражданской войны… у нас часто вступали в село то белые, то красные. И те и другие брали у крестьян, что им требовалось… Вот крестьяне и вспоминали в то время слова Григория Матвеевича: он как знал, когда кричал несколько раз «Караул!», что нам придётся переносить плохое…»

«Расстригся публично»

Ещё один срез общества той поры — отношение селян к вере в описываемый период. Как следует из летописи, духовная жизнь здесь, несмотря на наличие двух храмов и расположенного в пяти километрах мужского монастыря, была, мягко говоря, не на высоте. Автор, с восторгом описав массовые крестные ходы на Дон, одновременно с нескрываемым удовольствием приводит многочисленные примеры падения нравов у приходского духовенства: пьянства, разврата, малодушия, их откровенного неверия. Чего тогда можно было требовать от паствы? Он фиксирует свой отход от веры в 14-летнем возрасте, характерный для многих односельчан.

Вот типичные примеры, почему это происходило:

«…Гребенников и Илющенко (может быть, — мой дальний родственник? — Прим. авт.) по происхождению крестьяне, специального образования не имели, сначала пели в хоре, а затем постепенно где-то на стороне «пролезли» в попы. Прежние попы духовного рода, духовного сословия иногда ссорились между собою, но свои ссоры умели скрывать от прихожан. А Гребенников и Илющенко, рассорившись, находясь в Троицкой церкви, стоя у амвона, перед всеми прихожанами ругали друг друга скверноматерными и другими ругательными словами, не стеснялись в этом отношении прихожан и этим у трезвомыслящих прихожан подрывали веру в Бога, отбивали у людей охоту посещать церковь. Затем они оба выбыли из Белогорья в разные стороны, и церковь по решению граждан с. Белогорья была закрыта».

Весьма красноречиво описывается и антирелигиозный диспут с участием настоятеля монастыря, организованный местными властями в 20-е годы, под Пасху:

«Диспут затянулся до утра и закончился тем, что священнослужитель Славгородский (скорее всего, последний настоятель монастыря. — Прим. авт.) снял с себя сан священника, расстригся публично, выступил перед публикой с раскаянием, что религия — это обман, что никакого Христа Бога не было и нет. Этот случай потрясающе подорвал веру у присутствующих на диспуте и лекции верующих христиан православной церкви».

В итоге ничего удивительного нет в том, что оба сельских храма были «по просьбе общественности» вскоре закрыты. Подобная участь постигла в 1931 году и монастырь, который вдобавок разграбили. Однако, как говорят в народе: «Бог поругаем не бывает». Один из т.н. «народных следователей» Борис Усатов, руководивший погромом монастыря, вскоре заболел неизлечимым и очень редким кожным заболеванием, от которого и скончался.

Неправильные выборы

Разуверившийся в своих пастырях народ, не найдя в них примеров высокой жизни, а в словах — небесной правды, стал искать её на земле. Их путеводителями с готовностью выступили большевики, обещая сбитым с толку людям построить рай на земле.

Но даже эта агитация не помогла ленинцам честно победить на выборах в Учредительное собрание. Вот как описывает этот процесс сельский летописец:

«30 сентября 1917 года состоялись выборы… Голосовали списками, опускаемыми в урну. По Белогорью за большевиков проголосовало только два человека: врач Голдовский Исаак Давидович и его жена. За кадетов — около 20 человек, за меньшевиков — один, все остальные голоса были поданы за партию эсеров. О враче Голдовском я знаю по той причине, что мне как секретарю волисполкома он потихоньку рекомендовал голосовать за большевиков. В нашем селе перед началом выборов в Учредительное собрание подавляющая масса населения (кроме, конечно, попов) ни в чём не разбиралась, не знала, кто же действительно стоит за народ, а кто только злоупотребляет словами «за народ», «за свободу». В итоге автор проголосовал за меньшевиков. Оправдывая задним числом свой неправильный выбор, он пишет: «Я… читал в то время большую кадетскую газету «Русское слово» и изредка просматривал другие газеты…, но находился в таком же безнадёжном положении, как и большинство населения, не разбирался в партиях». И дальше: «В то время я не знал, как Владимир Ильич, возвращаясь из-за границы, на вокзале в Петрограде 3 апреля 1917 года прошёл мимо лидера меньшевиков Чхеидзе, желавшего заговорить с Владимиром Ильичом. Не знал, что Чхеидзе будет контрреволюционным белоэмигрантом».

То красные…

С началом активной фазы Гражданской войны Белогорье в силу своего географического положения становится прифронтовым селом и несколько раз переходит из рук в руки. На чьей же стороне выступили жители вольного и богатого села, не знавшего ни барщины, ни оброка? Автор летописи рассказывает об этом так:

«Сентябрь 1918 года… На окраине села, защищённой от взоров неприятеля.., открывается митинг демобилизованных солдат — граждан с. Белогорье. Мысль о выступлении их на защиту советской власти встретила всеобщее одобрение. Решено было созвать волостной митинг демобилизованных. На этот митинг со всех сёл волости прибыло более 1000 человек. На нём выступали волостной военком Андрей Калашников, военный руководитель волвоенкомата Владимир Калашников, офицер-прапорщик старой армии Михаил Шашкин и другие демобилизованные солдаты старой армии… С большим политическим подъёмом и воодушевлением собравшиеся вынесли решение о том, что все годные к несению службы граждане, родившиеся в 1889-98 гг., т.е. 10 призывных возрастов, становятся на защиту советской власти и добровольно вступают в ряды Красной армии. (К тому времени по РСФСР призывались на службу только два призывных возраста. — Прим. авт.). Вступающих в ряды Красной армии добровольцев участники митинга просили прифронтовое военное командование оформить их добровольное вступление в Красную армию объявлением мобилизации… Командование эту просьбу участников митинга удовлетворило. Из добровольцев Белогорьевской волости был организован 3-й батальон Бобровского стрелкового полка численностью около 500 человек. Пополнен был личный состав конников и артиллеристов. Часть наших конников прибыла… на своих лошадях». В другом месте автор даёт несколько другие цифры: «Осенью 1918 года в Белогорье был создан добровольческий батальон в составе 600 штыков и 80 кавалеристов».

Этот батальон участвует не только в боях местного значения, но и перебрасывается на Донбасс, а также используется против донских же казаков.

Интересно замечание автора о настроениях в Красной армии в 1919 году, в частности, в 16-й дивизии (где он одно время числился писарем), действовавшей против казаков Краснова и участвовавшей в подавлении антибольшевистских выступлений на Дону и в Тамбовской губернии:

«При составлении списка (полковых разведчиков. — Прим. авт.) спрашивал каждого красноармейца. Оказалось, что большинство конников добровольцы, иногородние, с Донщины (области Всевеликого войска Донского), украинцы, имевшие собственную землю от 20 до 200 десятин. Вступили они в Красную армию со своими лошадьми».

Вместе с тем, по данным автора, на стороне белых воевало всего два белогорьевца — братья Сиволоцкие, которых он назвал малоземельными (имели три десятины земли). Принудил их к этому отец.

…то белые

Но вот в ноябре 1918-го в село из-за Дона пришли белые — казаки атамана Краснова. Руководители местных советских органов власти благополучно эвакуировались в уездный центр Острогожск:

«…белые несколько раз грабили семьи эвакуировавшихся коммунистов Калашникова Андрея и Калашникова Владимира и всячески издевались над этими семьями, в частности, наносили побои отцам обоих коммунистов». К числу зверств белых автор относит и такой факт: «У многих матросов, находящихся в то время в Белогорье, белые забрали всё их обмундирование». Дальше белые собирают сход жителей, на котором присутствуют, как и до революции, только домохозяева-мужчины. Вот как его описывает Тихон Калашников: «На большое крыльцо бывшего здания волостного правления вышла большая группа офицеров…Тогда же вышел и бывший в 1901-02 гг. волостным старшиной Утянский Емельян Иванович, старик, георгиевский кавалер русско-турецкой войны… Он приветствовал офицеров, а затем обратился к участникам схода: «Господа старики, мне нравится, что господа офицеры — люди как люди: при погонах, нагрудных знаках заслуг, подтянутые, стройные, не то что ушедшая от нас шантрапа. Давайте будем с господами офицерами заодно!»

Но в 20-х числах декабря красные вернулись. Утянский был арестован, его допрашивали. Несдобровать бы ветерану и георгиевскому кавалеру, да только вступился за него только что вернувшийся из германского плена раненый сын.

«Он и упросил коменданта освободить отца из-под ареста, на поруки, чтобы после семи лет отсутствия дома он имел возможность побыть с отцом хотя бы несколько дней».

В июне 1919 года в Белогорье опять приходит война. На этот раз его занимают деникинцы, ведущие наступление на Москву. Какое-то время линия фронта проходит через село. Перед отступлением «красноармейской воинской частью были взяты заложники из числа эвакуировавшихся вместе с белыми в декабре 1918 и возвратившихся вместе с белыми кулаки…, торговец… и поп…». Кстати, в период боёв и последней оккупации села белыми, отмечает хроникёр, «погибло около 10 человек мирных жителей. Были и раненые».

Характерная зарисовка этого периода, напоминающая сюжет из кинофильма «Свадьба в Малиновке»:

«Зажиточные сёла, чтоб самим не попасть в неприятное положение с частой сменой власти, договорились между собой и провели в жизнь мероприятие о постоянном сельском начальстве. Когда приходит Красная армия — это председатель сельского совета, а когда село занимает белая армия, это сельский староста».

Таким лицом в Белогорье оказался служивший рабочим на яичном складе Слюсаревых инвалид (без одной руки) Тихон Мисников — батрак, который и возглавлял теперь сельскую власть на селе…

Не захотел креститься

Упоминается в летописи села и о т.н. белобандитах — членах незаконных вооружённых антисоветских формирований. В Воронежской области наиболее многочисленными и активными были отряды Ивана Колесникова, боровшегося с произволом советской власти на местах. Об одном налёте на село колесниковцев упоминает автор, цитируя районную газету:

«Не забывают жители Белогорья об отважных первых коммунистах, которые отдали свою жизнь за светлое будущее человека. Вот некоторые из них: председатель Белогорьевского волисполкома Василий Васильевич Белов, военный комиссар Белогорьевского волостного военного комиссариата Андрей Михайлович Калашников и уполномоченный по продразвёрстке Острогожского продкома тов. Ручкин (имя и отчество, к сожалению, неизвестны). Каждый из них верой и правдой служил делу партии народа…, за свободу, за новую советскую власть. И это не по душе пришлось банде Колесникова, ворвавшейся в Белогорье в мае 1921 года… 1 мая В.В. Белов, А.М. Калашников и тов. Ручкин выехали по делам службы в соседние посёлки волости. В Белогорье вернулись на рассвете 2 мая. В это время в Белогорье… въезжали колесниковцы: всадники, тачанка с пулемётом. Они приехали в центр села… ворвались в помещение волостного военкомата и там взяли В.В. Белова и А.М. Калашникова и повели их под конвоем. Когда Калашникова повели в дом… один из бандитов предложил ему креститься (рядом находился Преображенский храм. — Прим. авт.). Калашников отказался это сделать. Обозлённый колесниковец ударил его прикладом винтовки по голове, соскочив с лошади, разрубил саблей голову. Белова В.В. бандиты провели далее, к дому нынешней сберкассы, и убили его тремя выстрелами из винтовки… Тов. Ручкин… находился у себя на квартире, как он ни старался уйти от бандитов, эти головорезы сумели расправиться и с третьим героем-коммунистом, проткнув ему живот саблей. В тот же день к вечеру тов. Ручкин умер...

В августе 1921 года останки погибших были перенесены в братскую могилу, что в саду Белогорья. Никогда не изгладятся в памяти имена отважных людей… Их образы вечны».

Я помню этот памятник из чёрного гранита, возле которого в детстве меня даже фотографировали. Но недавно побывав в Белогорье, я его не обнаружил. Зато теперь на этом месте стоит мемориал воинам, погибшим при освобождении Белогорья от немецко-итальянских оккупантов в январе 1943 года. Среди указанных на памятнике фамилий нет прежних героев…

Роман ИЛЮЩЕНКО

Фото автора